НРПГ:
СевернаяЭльна, просьба в следующий раз не описывать эмоциональные состояния и ход мыслей моего персонажа

Городская стража, прибыла на место происшествия, удивительно быстро, потому, что не успели расседлать своих коней на ночь.
Конокрадство в этих местах было – обычным делом, особенно теперь, весной, когда сев в самом разгаре. И особенно часто уводили лошадей у купцов, которые не будут долго стоять на одном месте и ожидать суда над с конокрадами. «Время – золото», такой поговоркой они объясняли свою спешность. И не стали бы они искать этого мерина и сейчас, в ночь, если бы не рассказ о человеке в капюшоне, о «шайтане полосатом». Чужаки и лазутчики были на особом месте у местной стражи.
Стража повернула из постоялого двора по единственной дороге – ведущей к горам и реликтовому лесу. Лошадей пустили в галоп, правда, пришлось сделать крюк на двор стражи взять собак.
Люди на лошадях с факелами, собаки – пустились на поиски конокрадов и человека в капюшоне.

Стражники направились за конокрадами, а купцы и прочие гости таверны, встревоженные и говорливые, вернулись обратно в таверну.
К этому времени, столы уже были убраны и вымыты. Теперь начиналось самое интересное из всего, что происходит дорогой. А самым интересным в дороге, конечно же, были рассказы, легенды и песни, которые перед сном радуют или печалят гостей.

У Лии при постоялом дворе сегодня был и бродячий менестрель, бодрый краснолицый толстяк, с расчесанной надвое бородой. Народ неудержимо смеялся его рассказам, однако под шутками и прибаутками пряталась истинная мудрость. Менестрель объяснил, что разъезжает по стране
для своего удовольствия, - денег у него достаточно, чтобы не знать нужды и
находить в пути стол и ночлег. Он говорит на всех трех эльнских наречиях -
северном, среднем и южном, а потому в каждой земле обретает друзей, и
люди поверяют ему свои беды и радости.
-Однажды, мне рассказали легенду о леди Шалот. Не хотят ли гости её послушать? И он начал нараспев читать ее, пальцем отбивая ритм стихов.

«Жила-была зачарованная леди Шалотт. Она была заперта в башне и должна была ткать бесконечное полотно, при этом, не смея и в окошко глянуть. На мир она могла смотреть только через некое магическое зеркало.
Среди долин, среди холмов,
Полей ячменных и лугов,
Одетых россыпью цветов,
Течет река. Вдоль берегов
Лежит путь в Камелот.
Не ведая судьбы иной,
Чем шелком ткать узор цветной,
От мира скрылась за стеной
Волшебница Шелот.

В высокой башне с давних пор
Она волшебный ткет узор,
Суровый зная приговор:
Что проклята, коль кинуть взор
Рискнет на Камелот.

...И однажды узрела она в зеркале сэра Ланселота.

На расстоянье, что стрела
Свободно пролететь могла,
От замка, где она жила,
По той дороге, что вела
В могучий Камелот,
Среди колосьев ячменя
Сверкала яркая броня -
То ехал, шпорами звеня
Отважный Ланселот.

И так она его с первого взгляда полюбила, что нарушила все запреты, подошла к окну и посмотрела на сего рыцаря.

Храбрейший рыцарь на земле,
Он песню распевал в седле
И отразился в хрустале
Волшебницы Шелот.
И, прекратив плести канву,
Она впервые наяву
Узрела неба синеву,
Блеск шлема, лилии во рву
И дальний Камелот.
Со звоном треснуло стекло
И ветром на пол ткань смело.
“Проклятье на меня легло!” -
Воскликнула Шелот.

Зеркало раскололось, проклятье вступило в силу и бедная леди Шалотт была обречена. Тогда она вышла из замка, села в лодку, написала на ней свое имя - и поплыла.

Струились белые шелка
В дыханье легком ветерка,
И листья падали, пока
Ладью ее несла река
Все дальше в Камелот.
И мир окрестный, замерев,
Внимал, как льется меж дерев
Прощальный горестный напев
Волшебницы Шелот.

И плыла она, и пела свою печальную песню, пока не умерла.

И сэр Ланселот очень опечалился, узнав, что стал причиной ее смерти.
И только в сумраке ночном
Встал над рекою первый дом,
В ладье уснула вечным сном
Волшебница Шелот.
И, в белый шелк облачена,
Как призрак мертвенно-бледна
Вдоль темных стен плыла она
Сквозь царство сумерек и сна -
Сквозь спящий Камелот.
Покинув лавки и дворцы,
Дворяне, дамы и купцы
Сошлись на брег; и мудрецы
Прочли: “Леди Шелот”.
Но кто она? Никто не знал.
Весь город ужас обуял.
Любой себя - и стар, и мал -
Знаменьем крестным осенял.
Лишь рыцарь Ланселот
Сказал, шагнув за круг людей:
“Она была всех дам милей.
Господь, яви же милость ей,
Прекраснейшей Шелот!”

-А теперь, гости дорогие, всем спать – утро вечера мудренее, сказал менестрель. И все засобирались в гостевые комнаты на ночной покой.

-А имя моё слишком известно, что бы называть его каждому встречному, да и ваше имя мне не интересно.Ответил он высокомерно Кейгису и продолжил : Сударь, краем уха слышал, что отправляетесь на север, да ещё знаю, что работа вам нужна. Не соблаговолите ли вы сопровождать леди туда, куда она укажет, но, по сути, в нужном и для вас направлении? Работа не сложная, но ответственная. А за расторопность заплачу вам три золотых алера. Он вытащил из кармана монетки, и подкинув их немного, добился звука звенящего золота. Потом пристально посмотрел на Кейгиса. Что скажете?

Повозка, запряжённая парой лошадей, стояла чуть поодаль у кустов черёмухи.
Скорее это была карета, чем повозка. Но карета старая и скрипучая. Дверцы немного рассохлись, обшивка внутреннего крашеного зелёного льна местами протёрлась и обветшала. По деревянной резьбе на дверцах повозки было ясно, что тут красовался некогда герб, да только он был стёсан топором.
А ведь что в повозке главное? Главное, что бы колёса были ладные, и крыша была б не протекающая над головой, да возница опытный. Такой эта повозка и была.